выкурить все сигареты и выпить весь кофе, разбить чашку и разобрать зажигалку
***
Верочка тонкими пальчиками судорожно ловила маску.
- Неполучается... - ныла она в одно слово, - неполучается, - маска выскальзывала из рук и плавала рядышком, дразнясь туманностью очертаний.
"А ты оцифруй и натяни... быстрей!" - голос в голове настороженно замер.
- Верочка! - за спиной послышалось малиновое эхо её имени. - Набери мне Машу.
И вот самый момент всего за долю секунды Верочка сделала миллион вещей - одним рывком схватила маску, оцифровала её, наспех, конечно, но зато всё же неплохо, порадовалась своему возрастающему мастерству, приняла комплимент от голоса, натянула маску, та, к слову сказать, в нынешнем её усмирённом состоянии легко зацепилась отростками по краям за Верочкино лицо и бесшумно срослась с кожей и в следующую же долю Верочка обернулась сияя смиренно-счастливым "сейчас Оля". Она подцепила со стола журнальчик с номерами, нашла нужную Машу и набрала.
- Маша, добрый день, - интонацией № 174 произнесла Верочка, - я вас с Олей соединю?
- Конечно, - произнесла Маша, но Верочке с сожалению так и не понялось какой же номер использовала Маша.
"Это всё потому, что она и сама не знает номера этой интонации," - объяснил голос, - "представь себе, она вообще не знает номеров."
***
- Ну так вот, а он это прям так и сказал, представляешь, - Наташенька обратилась к ней за кивком. Верочка, как человек воспитанный, решила кивнуть № 15 - участливо-сочувственным. Кивок слетел с её головы и радужно замаячил перед Наташенькиными глазами. Та довольно сощурилась и продолжила, - я, конечно, сначала прям остолбенела, не знала что и сказать ему, так и простояла на остановке до следующей маршрутки, а он гад на первой ещё уехал... зараза! - добавила она, недовольно сжав толстую сигаретку.
- Да уж, - аналитический центр Верочки выдал наиболее подходящую фразу, дополнительно снабдив ответ кивком № 22 - лёгкий двойной, недовольно-соглашающийся.
- Ну ладно, пошли, а то влетит ещё. - Бросив окурок в урну, Наташенька направилась к двери главного входа в контору. Верочка словно в последний раз посмотрела на пасмурное небо Чеканной улицы. На миг ей показалось, что она его больше никогда не увидит, но она прекрасно знала, что точно также ей покажется через полтора часа, и за два часа до этого ей казалось также, и вчера, и позавчера... и...
"И всё-таки, что-то не так," - подумала Верочка, внимательно ловя ветреные лоскуты, - "воздух тревожный," - решила она.
- Не спи, замёрзнешь, - попыталась рассмеяться Наташенька у неё за спиной.
Верочка отвлеклась, поймав себя на мысли, что ей ужасно жаль Наташеньку, ведь та навсегда разучилась смеяться. По Верочкиным подсчётам примерно два года назад.
К сожалению, причина для Верочки так и осталась неясна. Наташенька, конечно и не подозревала об этом и продолжала пытаться смеяться всё это время, а Верочка, уже свыкшись, спокойно пропускала эти потуги через себя, словно через мелкое ситечко. Это сначала Верочке было тяжело, когда она встречала "людей несмеющихся", но когда их количество в жизни Верочки перевалило за сотню, она перестала так убиваться из-за этой проблемы.
Голос в голове оставил всё это без каких-либо ценных комментариев.
***
Верочка работала оператором. Именно поэтому она и должна была соединять людей, не потому что, конкретно Верочке хотелось так, а потому, что так было. Просто было. Ведь операторы до неё занимались такими же вещами, значит и она должна была делать это. Раз она оператор. Очень похоже на логику, даже Почти Логика, а это важнее, чем сама Логика. Так уж часто получалось в жизни Верочки и, наверное, других людей тоже. Люди говорили друг с другом минут пять, обычно не больше, а Верочке платили триста пятьдесят. Три зелёненькие бумажки и ещё одна поменьше, но не размером, а количеством вещей, которые на эту бумажку можно было обменять. Иногда вещи были рады обмену, а иногда не очень. Иногда они звенели в руках Верочки, они пели или рассказывали интересные истории, а иногда просто молчали, наверное осознавали свою важность по сравнению с Верочкиной. Иногда вещи начинали грустить и тогда Верочка брала их в руки, стирала с них пыль, мыла их, одевала их, брала с собой, в общем, всячески давала им понять, что они все для неё очень нужны. Тогда вещи успокаивались. К некоторым вещам Верочка так и не смогла привыкнуть. Когда она подходила к вещам, они громко кричали, ворчали или даже шипели временами: "ты будешь снова нами пользоваться?!", "хватит использовать нас!", "мы Вещи! а не какая-нибудь ерунда, вроде солнечных зайчиков! мы слишком важны, что бы ты пользовалась нами!". Хотя однажды Верочку полюбила одна замечательная, большая и важная вещь. Белый Ниссан Алмера её брата. Когда они впервые встретились, в его свежем и чистом салоне играл ремикс на "Служебный роман". Верочка слегка смутилась и покраснела.
- Нравится? - гордо спросил брат.
- Очень, - призналась Верочка. Ниссану она тоже понравилась, они виделись всего пару раз, но когда она сидела на его мягком переднем сидении и затуманенным взором пролистывала пейзажи за окном, он всегда ловил красивую музыку под её настроение на бескрайних волнах FM, тихо подпевал в такт кондишном и улыбался ей зеркалами заднего вида. Верочка была в восторге. Но, к сожалению, как часто бывает, прекрасная любовь длилась недолго. Владик продал Ниссан втридорога, "за тюннинг", и больше Верочка его никогда не видела.
- Когда-нибудь и у тебя такой будет, - кинул наставнический взгляд Владик на сестру.
- Ага, - только и произнесла Верочка, ну что ещё она могла сказать ему. Владик к несчастью, никогда не слушал, что ему говорили вещи, а ведь потом, через пару месяцев, от Владикова кейса с бумагами, Верочка узнала, что Ниссан не раз признавался Владику в любви к сестре.
Не судьба, думала Верочка, просто не судьба.
"Не говори так", - отзывался голос, - "а то снова начнёшь рассыпаться. Вон, смотри, уже песчинки летят." Где? - искала Верочка и тут же зажмуривалась, шальной метрошный ветер, бегающий от электричек, иногда пытался загонять песчинки обратно и у Верочки непременно в таких случаях свербило в глазах.
***
Приближался новый год. Настроение у Верочки совершенно не ладилось. Все праздники она решила провести дома и не выходила никуда, кроме как за продуктами. Погода тоже не радовала её совершенно и смотря из окна на морозную улицу Верочка много курила. Она пересмотрела кучу фильмов, и в голове то и дело раздавался мелодрамный звон. Настроение не улучшалось.
- Ах, - думала Верочка, - и зачем зима? Скоро середина января будет, а мне противен даже вид снега.
"Так сделай так, что бы он ушёл..." - прошептал голос.
- Глупый, - рассмеялась Верочка вслух и тот час же закрыла ладошкой рот – никто не должен был слышать её разговор с голосом. Это могло быть чревато. - Как же можно убрать зиму, да ещё и посередине её царствования? - голова Верочки закружилась и она села на кровать. - Ничего не понимаю... - тихо добавила она.
"Но ведь ты хочешь этого?" - спросил голос.
"Хочу... чего?" - усмехнулась она. По телу побежали мурашки, Верочка как ни старалась, не смогла поймать ни одной и запахнулась посильней в халат.
"Скажи это!"
- Хорошо! - почти крикнула Верочка. - Не хочу зиму, не хочу снег и скользкие дорожки перед офисом! Но я и не хочу чтобы слякоть, - добавила она, чувствуя как голова кружится всё сильнее. - А ещё.., - мечтательно зажмурилась она, - я хочу ветер.
Много ветра!! Я хочу сильный ветер, но чтоб тепло! - глаза закрывались. - И никакого снега... - добавила она засыпая.
"Посмотрим" - произнёс голос. Но Верочка уже спала.
Наутро снега уже не было. Он растаял за ночь и вся вода бежала весёлыми ручейками к стокам. На следующий день синоптики оправдывались за предсказанную "суровую зиму" и называли происходящее аномалией и температурным рекордом. Но Верочке было наплевать на слова. Она вышла на улицу с плеером, и ветер со скоростью двадцать метров в секунду подхватил её волосы и унёс английские слова из наушников в сторону огней ближайшего шоссе.
На улице не было снега. Оставшиеся маленькие лужицы ветер разбрызгивал прочь.
Небо прояснилось. Зимние тяжёлые тучи ушли далеко на восток и на небе зажглись звёзды.
Верочка тонкими пальчиками судорожно ловила маску.
- Неполучается... - ныла она в одно слово, - неполучается, - маска выскальзывала из рук и плавала рядышком, дразнясь туманностью очертаний.
"А ты оцифруй и натяни... быстрей!" - голос в голове настороженно замер.
- Верочка! - за спиной послышалось малиновое эхо её имени. - Набери мне Машу.
И вот самый момент всего за долю секунды Верочка сделала миллион вещей - одним рывком схватила маску, оцифровала её, наспех, конечно, но зато всё же неплохо, порадовалась своему возрастающему мастерству, приняла комплимент от голоса, натянула маску, та, к слову сказать, в нынешнем её усмирённом состоянии легко зацепилась отростками по краям за Верочкино лицо и бесшумно срослась с кожей и в следующую же долю Верочка обернулась сияя смиренно-счастливым "сейчас Оля". Она подцепила со стола журнальчик с номерами, нашла нужную Машу и набрала.
- Маша, добрый день, - интонацией № 174 произнесла Верочка, - я вас с Олей соединю?
- Конечно, - произнесла Маша, но Верочке с сожалению так и не понялось какой же номер использовала Маша.
"Это всё потому, что она и сама не знает номера этой интонации," - объяснил голос, - "представь себе, она вообще не знает номеров."
***
- Ну так вот, а он это прям так и сказал, представляешь, - Наташенька обратилась к ней за кивком. Верочка, как человек воспитанный, решила кивнуть № 15 - участливо-сочувственным. Кивок слетел с её головы и радужно замаячил перед Наташенькиными глазами. Та довольно сощурилась и продолжила, - я, конечно, сначала прям остолбенела, не знала что и сказать ему, так и простояла на остановке до следующей маршрутки, а он гад на первой ещё уехал... зараза! - добавила она, недовольно сжав толстую сигаретку.
- Да уж, - аналитический центр Верочки выдал наиболее подходящую фразу, дополнительно снабдив ответ кивком № 22 - лёгкий двойной, недовольно-соглашающийся.
- Ну ладно, пошли, а то влетит ещё. - Бросив окурок в урну, Наташенька направилась к двери главного входа в контору. Верочка словно в последний раз посмотрела на пасмурное небо Чеканной улицы. На миг ей показалось, что она его больше никогда не увидит, но она прекрасно знала, что точно также ей покажется через полтора часа, и за два часа до этого ей казалось также, и вчера, и позавчера... и...
"И всё-таки, что-то не так," - подумала Верочка, внимательно ловя ветреные лоскуты, - "воздух тревожный," - решила она.
- Не спи, замёрзнешь, - попыталась рассмеяться Наташенька у неё за спиной.
Верочка отвлеклась, поймав себя на мысли, что ей ужасно жаль Наташеньку, ведь та навсегда разучилась смеяться. По Верочкиным подсчётам примерно два года назад.
К сожалению, причина для Верочки так и осталась неясна. Наташенька, конечно и не подозревала об этом и продолжала пытаться смеяться всё это время, а Верочка, уже свыкшись, спокойно пропускала эти потуги через себя, словно через мелкое ситечко. Это сначала Верочке было тяжело, когда она встречала "людей несмеющихся", но когда их количество в жизни Верочки перевалило за сотню, она перестала так убиваться из-за этой проблемы.
Голос в голове оставил всё это без каких-либо ценных комментариев.
***
Верочка работала оператором. Именно поэтому она и должна была соединять людей, не потому что, конкретно Верочке хотелось так, а потому, что так было. Просто было. Ведь операторы до неё занимались такими же вещами, значит и она должна была делать это. Раз она оператор. Очень похоже на логику, даже Почти Логика, а это важнее, чем сама Логика. Так уж часто получалось в жизни Верочки и, наверное, других людей тоже. Люди говорили друг с другом минут пять, обычно не больше, а Верочке платили триста пятьдесят. Три зелёненькие бумажки и ещё одна поменьше, но не размером, а количеством вещей, которые на эту бумажку можно было обменять. Иногда вещи были рады обмену, а иногда не очень. Иногда они звенели в руках Верочки, они пели или рассказывали интересные истории, а иногда просто молчали, наверное осознавали свою важность по сравнению с Верочкиной. Иногда вещи начинали грустить и тогда Верочка брала их в руки, стирала с них пыль, мыла их, одевала их, брала с собой, в общем, всячески давала им понять, что они все для неё очень нужны. Тогда вещи успокаивались. К некоторым вещам Верочка так и не смогла привыкнуть. Когда она подходила к вещам, они громко кричали, ворчали или даже шипели временами: "ты будешь снова нами пользоваться?!", "хватит использовать нас!", "мы Вещи! а не какая-нибудь ерунда, вроде солнечных зайчиков! мы слишком важны, что бы ты пользовалась нами!". Хотя однажды Верочку полюбила одна замечательная, большая и важная вещь. Белый Ниссан Алмера её брата. Когда они впервые встретились, в его свежем и чистом салоне играл ремикс на "Служебный роман". Верочка слегка смутилась и покраснела.
- Нравится? - гордо спросил брат.
- Очень, - призналась Верочка. Ниссану она тоже понравилась, они виделись всего пару раз, но когда она сидела на его мягком переднем сидении и затуманенным взором пролистывала пейзажи за окном, он всегда ловил красивую музыку под её настроение на бескрайних волнах FM, тихо подпевал в такт кондишном и улыбался ей зеркалами заднего вида. Верочка была в восторге. Но, к сожалению, как часто бывает, прекрасная любовь длилась недолго. Владик продал Ниссан втридорога, "за тюннинг", и больше Верочка его никогда не видела.
- Когда-нибудь и у тебя такой будет, - кинул наставнический взгляд Владик на сестру.
- Ага, - только и произнесла Верочка, ну что ещё она могла сказать ему. Владик к несчастью, никогда не слушал, что ему говорили вещи, а ведь потом, через пару месяцев, от Владикова кейса с бумагами, Верочка узнала, что Ниссан не раз признавался Владику в любви к сестре.
Не судьба, думала Верочка, просто не судьба.
"Не говори так", - отзывался голос, - "а то снова начнёшь рассыпаться. Вон, смотри, уже песчинки летят." Где? - искала Верочка и тут же зажмуривалась, шальной метрошный ветер, бегающий от электричек, иногда пытался загонять песчинки обратно и у Верочки непременно в таких случаях свербило в глазах.
***
Приближался новый год. Настроение у Верочки совершенно не ладилось. Все праздники она решила провести дома и не выходила никуда, кроме как за продуктами. Погода тоже не радовала её совершенно и смотря из окна на морозную улицу Верочка много курила. Она пересмотрела кучу фильмов, и в голове то и дело раздавался мелодрамный звон. Настроение не улучшалось.
- Ах, - думала Верочка, - и зачем зима? Скоро середина января будет, а мне противен даже вид снега.
"Так сделай так, что бы он ушёл..." - прошептал голос.
- Глупый, - рассмеялась Верочка вслух и тот час же закрыла ладошкой рот – никто не должен был слышать её разговор с голосом. Это могло быть чревато. - Как же можно убрать зиму, да ещё и посередине её царствования? - голова Верочки закружилась и она села на кровать. - Ничего не понимаю... - тихо добавила она.
"Но ведь ты хочешь этого?" - спросил голос.
"Хочу... чего?" - усмехнулась она. По телу побежали мурашки, Верочка как ни старалась, не смогла поймать ни одной и запахнулась посильней в халат.
"Скажи это!"
- Хорошо! - почти крикнула Верочка. - Не хочу зиму, не хочу снег и скользкие дорожки перед офисом! Но я и не хочу чтобы слякоть, - добавила она, чувствуя как голова кружится всё сильнее. - А ещё.., - мечтательно зажмурилась она, - я хочу ветер.
Много ветра!! Я хочу сильный ветер, но чтоб тепло! - глаза закрывались. - И никакого снега... - добавила она засыпая.
"Посмотрим" - произнёс голос. Но Верочка уже спала.
Наутро снега уже не было. Он растаял за ночь и вся вода бежала весёлыми ручейками к стокам. На следующий день синоптики оправдывались за предсказанную "суровую зиму" и называли происходящее аномалией и температурным рекордом. Но Верочке было наплевать на слова. Она вышла на улицу с плеером, и ветер со скоростью двадцать метров в секунду подхватил её волосы и унёс английские слова из наушников в сторону огней ближайшего шоссе.
На улице не было снега. Оставшиеся маленькие лужицы ветер разбрызгивал прочь.
Небо прояснилось. Зимние тяжёлые тучи ушли далеко на восток и на небе зажглись звёзды.